Русская изба     Деревня      Щит Родины     Колокольные звоны     Вернуться в зал

 

Памятники древнерусского зодчества - частица славы наших предков, гордится которой, по словам Пушкина, "не только можно, но и должно. Не уважать оной есть постыдное малодушие".

В горделивых и величавых храмах, избах, словно сошедших со страниц любимых сказок русский крестьянин выражал своё представление о прекрасном. В них воплотилась его любовь к родной земле, извечная мечта го жизни счастливой, свободной, солнечной.

О светло-светлая и украсно-украшена земля русская!

И многими красотами удивлена еси, -

говорится в древнерусской повести XIII века, -

Дубравами чистыми, польмы дивными...

Городы великими, селы дивными...

В старину русский человек не представлял себе родины без золотистой рублёной избы, сторожевой башни под шатром, "чудного и дивного" храма. Радость и счастье в доме он связывал со светлыми просторными хоромами; безопасность и воинскую доблесть - с несокрушимыми башнями крепостных стен; идеал красоты и величия духа - с глубокой человечностью и монументальностью строенных храмов, единственных в то время общественных сооружений.

Вся наша жизнь связана с архитектурой, она объемлет буквально все стороны деятельности человека. создаёт ту среду, в которой протекает его бытие - труд, культура, быт.

Дом, в котором мы живём, будь то многоэтажная громада или сельская изба, завод, на котором мы работаем, плотина электростанции или универмаг, аэропорт, театр или стадион  - это всё архитектура в широком смысле слова, архитектура, созданная прежде всего для удовлетворения наших многообразных практических, или, как говорят утилитарных, потребностей.

Уже это одно в очень сильной степени отличает его от других видов искусства.

Давным-давно, ещё до киевского князя Владимира, принявшего христианство, славянские племена строили из дерева островерхие языческие храмы, сторожевые башни городищ, просторные жилища. Первые православные храмы тоже были деревянные: в летописи, например, говорится про деревянный Софийский собор в Новгороде о «тридцати верхах», сооружённый в начале XI века. А в XVII веке в Коломенском, под Москвой, для царя Алексея Михайловича построили грандиозные деревянные хоромы со множеством теремов, светлиц, переходов, крылец, разных украшений. Недаром этот удивительный ансамбль назвали «Восьмым чудом света».

 

Русская изба

 

Помимо грандиозных дворцов и храмов, есть ещё один замечательный памятник архитектуры – русская изба. Простая деревянная изба.

Строили раньше широко, с удалым русским размахом. Земли много, лес под рукой, да и рабочих рук не занимать. Избы большие, массивные, уютные, добротные. Иногда в один этаж, часто в два, со светелкой над ним, с обширным крытым двором. Объём некоторых изб измеряется внушительной цифрой – в две с половиной тысячи кубометров!

Стоит такая изба, обратившись «лицом» к проезжей дороги, к реке или озеру, поблескивает на солнце высоко поднятыми над землёй окнами. Обширное крыльцо радушно манит к себе добрых гостей; смотреть на избу весело и радостно. Не изба – дворец, хоромы светлые! Под её кровом жили одной семьёй деды, отцы, сыновья и внуки. Из таких домов в старину выходила в поле сразу человек по двадцать.

В деревнях средней России сарай, конюшня, хлева и другие приусадебные постройки обычно стоят поодаль от жилья, на открытом хозяйственном дворе.

Бытует несколько типов крестьянских изб. Самый распространённый – это брус. Называется он так потому, что в ней все помещения, жилые и хозяйственные, спланированы в один длинный, вытянутый прямоугольный сруб, перекрытый общей двускатной кровлей. Обширные сени разделяют такую избу на две неравные части. Меньшая часть – жилая, выходит на главный фасад, а большую часть занимает крытый хозяйственный двор, уходящий на задворки.

Тип избы "брус"
Тип избы "кошель"

Другой тип северной избы носит название «глаголь» и имеет форму буквы «Г». Здесь хозяйственные помещения расположены под прямым углом к жилым.

И, наконец, «кошель», распространенный в Южной Карелии и примыкающих к ней районах. Все жилые и хозяйственно-бытовые помещения в таком доме сгруппированы и объединены в единый квадратный в плане сруб. Его огромный массив перекрыт общей двускатной крышей.

Просторные сени с внутренней, «белой» лестницей делят дом на две части. По обеим сторонам двери в «избы». Первый этаж теплее, и потому в нём жили зимой, а на втором, холодном, - летом. Почти в каждой избе есть «чистая», парадная горница и светелка на верху. Прямо против в входной двери – проход в двухэтажную хозяйственную половину. Весь её первый этаж занимают скотный двор, конюшни и «чёрная» лестница. Наверху просторная «поветь», или сарай, где хранятся телеги, сани, соха, борона, рогатины, рыбачьи снасти, лодки и весь инвентарь крестьянина, охотника и рыбака. Здесь же и корм для скота.

Со двора на поветь ведёт наклонный помост – «взвоз», сложенный из длинных, крепких брёвен. По нему въезжали на второй этаж двора на запряжённой лошади.

Избяной сруб ставили, как правило, на землю, иногда на низкий фундамент, сложенный из плоских камней. А сам сруб – это высокое творение народного строительного искусства. Четыре бревна, связанные в квадрат, образуют венец. На него кладётся следующий венец, а чтобы между ними не было даже маленькой щелочки и связь их была прочной, в верхнем бревне вытёсывается желоб – продольный паз, плотно прилегающий к нижнему бревну.

Наклонный помост - "взвоз"

Один венец на другой – растёт сруб на газах! Не нужны ни гвозди, ни скобы: всё здесь прочно, надёжно, выверено многовековым строительным опытом народа.

Поднялся сруб, выложенный над его торцовыми стенами бревенчатые треугольные фронтоны – «щипцы», на которые ляжет вся тяжесть подкровельных конструкций. Теперь надо покрыть избу крышей. Доски для крыши не пилёные, а тёсаные топором. Их укладывают плотно, но так, чтобы в случае нужды можно было заменить прохудившуюся, не разбирая всей крыши.

Конёк

Стык обоих скатов крыши закрывает выдолбленное снизу тяжёлое бревно. Далеко выступающие наружные концы шеломов имеют плавный и как бы внутренне напряжённый изгиб, тонко и красиво прорисованный силуэт. Иногда это чисто декоративная форма, а порой не легко угадываются конской головы – конёк.

Что значит конь для русского крестьянина, говорить излишне. Он сопутствовал ему во всей жизни, был верным помощником и в труде и в бою.

Чтобы закрепить кровельный тёс, шелом на крыше прижимают к коневой слеге особыми шпонками с клиньями – «сороками». Издали их наружные концы, ритмично расставленные на шеломе, действительно напоминали сорок, сидящих на крыше. Вместе с шеломом и деревянным дымоходом – «дымником», они венчают всё здание и вносят в его силуэт очень важный, завершающий штрих.

Что не изба – какая-нибудь новая выдумка… Но почти всегда на конце причелин и полотенец резная круглая розетка – символическое изображение солнца. В этих символах, ставших давней и прочной традицией, слышится отголоски далёких времён, когда славяне-язычники поклонялись самому могучему и доброму божеству: Яриле – Солнцу.

Над косящатыми, очень просто и умно сделанными оконцами мастер ставил козырьки-наличники, прикрывающие окна от дождя и снега, подпирал их снизу либо двумя боковыми кронштейнами, заделанными в стену, либо, наклонно поставленной резной доской.

Дымник

Наличник с волютами над окном

Во второй половине XIX века этот тип защитных наличников - простых и выразительных - постепенно выродился и его заменили пышные накладные наличники с двумя изящно изогнутыми "барочными" волютами, парными ставнями и другими украшениями, заимствованными из городской архитектуры. Наличники стали одним из главных элементов декоративного убранства фасадов домов.

Но где с особенной силой и полнотой проявляется декоративный талант и изобретательность крестьянских зодчих, так это в архитектуре крыльца.

Крыльцо связывает избу с улицей, с деревней, со всем окружающим её пространством. Оно гостеприимно открывается прохожим, соседям, друзьям, будто выходит им на встречу.

В деревне крыльцо нередко играет роль своеобразного "домашнего клуба". В хорошую погоду по вечерам здесь собираются старики, молодёжь, детвора.

Крыльцо на Севере обычно высокое, большое, просторное. Оно выходит в сторону улицы, но ставится, как правило, на боковом, южном фасаде. Эта асимметрия композиции придаёт всему облику избы особенную прелесть и своеобразие. Нередко крыльцо ставится на один большой столб - такие часто встречаются в Олонецком крае и на Двине. Резные столбики поддерживают кровлю, украшенную ажурным подзором. Поставит мастер такое крыльцо - и весь дом, серьёзный, добротный, основательный, словно озарится доброй светлой улыбкой.

Крыльцо

Каждая изба - это поэма! Словно не жилище обыкновенного хлебороба, а богатый терем из старинной сказки. Богатырские срубы стен, что под стать любой крепости, напоминают величавые, торжественные ритмы древних былин, а искусственные украшения приветливых нарядных фасадов вызывают в памяти задорные мелодии деревенских хороводов.

Деревня

 

Раскинулись деревни по Руси...

Десятки тысяч деревень, словно мириады созвездий на ночном небе, рассыпались на её просторах. Что ни край - свой тип деревни. На Северной Двине строят так, а на Волге - по-иному, на Смоленщине - ещё по-другому, а на Урале или в Сибири - по-своему. Мы же расскажем  о северных деревнях.

Деревня на берегу реки

Русская северная деревня – это целый мир, яркий, цельный, своеобразный, полный жизни. Расположена она по берегам озёр и рек. Все избы обращены на озеро или реку. Избы крупные, добротные, красивые. Неподалёку – амбары, на задворках – риги, у самой воды – банька «по-чёрному». На косогоре ветряк раскинул крылья; колодезный журавель вытянул свою тонкую, длинную шею.

Что ни изба – свой облик, свой характер. У амбара, гумна или мельницы своя «физиономия». Конечно, привычные архитектурные формы, строительные приёмы передавались из поколения в поколение, но, применяя их, каждый плотник непременно вносил что-то своё, особенное.

А посмотришь вокруг, окинешь такую деревню одним взглядом, и кажется, что она создана в одно время, одним мастером, из одного куска дерева – от луковичной главки на часовне до последнего амбарчика. Изба, храм, сарай, мост, мельница – это прежде всего бревенчатые срубы, мощные, крепкие, очень пластичные, богатые оттенками тёплого золота.

Амбар. Точнее сказать, не большой амбарчик. Это обычный амбар, сруб, самая простая двухэтажная клеть под широкой двускатной кровлей, с галерейкой и крутой наружной лестницей. Сусеки расположены в два ряда, вдоль правой и левой стены, и сделаны они из толстых и широких досок. Собственно, это встроенный в сруб длинный высокий ларь, разделённый, внутри поперечными перегородками. Каждый сусек подобен бункеру.

В верхнем этаже амбара сусеков нет. Здесь в поперечные стены врублены не толстые слеги – «грядки», на которые развешивались шкуры, кожи, пряжа и одежда и т.п.

Амбарчик маленький - искусство большое.

Ниже грядок, у самой стены, продольные широкие полки для мелких предметов; на полу - сундуки, бочки, ушаты и прочая домашняя утварь. Освещается это помещение не большим оконцем-щелью, в которое не проникнет даже галка.

Мельница ветряная

Амбарчик маленький и очень простой. Стоит амбарчик перед избой или где-то на усадьбе, но всегда на виду у хозяина. Взглянешь на него и не вольно остановишься. Пойдёшь дальше, а всё хочется оглянуться.

Мельницы ветряные стоят на виду у всех, на высоком месте, чтобы ветер сильнее работал. Старые русские мельницы-ветряки – это такой же кладезь строительной премудрости и смекалки деревенских механиков. Всё здесь тоже из дерева рублено и  тесано, только жернова каменные. Стоит громада, машет крыльями - словно диковинная птица хочет улететь и не может.

Через узенькие ручейки и широкие реки перекинуты мосты: иногда маленькие мостики, иногда на сто с лишним метров в длину. Мосты лежат на больших ряжах – очень крепких восьмиугольных срубах, вытянутых по течению реки и загруженных крупными валунами. На ряжах – продольные прогоны, и уже на них кладётся сплошной накат из круглых брёвен.

Эти мосты поражают каждого, кто их увидит. В их богатырских срубах заложена удивительная сила, что под стать лишь былинным героям: монументальность, присущая значительным произведениям искусства.

Мост

Избы, амбары, сараи, риги, баньки, стайкой притулившееся у берега реки, ветряные и водяные мельницы, журавли колодцев, весёлые лесные избушки и сумрачные погосты – всё это вместе и есть деревня.

Щит Родины

 

Город в Древней Руси – это прежде всего крепость. На протяжении многих столетий страна не знала покоя. Воинственные соседи, княжеские междоусобицы, нашествие могущественных держав с востока и запада не позволяли ей надолго вложить свой меч в ножны. Русские крестьяне и посадские люди брались за топор, рубили лес и городили крепости: города, городцы, детинцы, кремли, остроги. Само слово «город» означало тогда укреплённое место.

Илимский острог

Летописи рассказывают, что уже в IX веке на заре русской государственности были построены деревянные города-крепости: Новгород, Полоцк, Белозёр, Ростов Великий и др. Иногда на стратегических рубежах возводились «стоялые остроги»; в них постоянно никто не жил, но в военное время сюда посылали гарнизоны.

Вплоть до конца XIV – начала XV века это были преимущественно деревянные сооружения. Но и позднее, когда уже появилось огнестрельное оружие и артиллерия, строительство деревянных крепостей не прекращалось; башни и мощные прясла бревенчатых стен, возводимые искусными русскими городельцами, ещё долго противостояли ударам вражеских войск.

Так в конце XVI века на южной границе Московской Руси выросла сильная оборонительная линия из деревянных крепостей: Воронеж, Ливны, Елец, Кромы, Оскол, Белгород. Тогда же строились крепости и на берегу Белого моря (Кола, Сумский острог, Кемь и другие), и в Поволжье (Чёрный яр, Царицын, Самара).

Для своего времени деревянные крепости были грозными сооружениями. Ещё в давнюю, дохристианскую эпоху славяне окружали свои поселения тынами или остроколами – оградами из вертикально поставленных брёвен с заострёнными верхними концами. Более поздние крепостные стены – «городни», известны, в прочем, уже в XI веке, - представляли собой бревенчатые срубы: клети, заполненные землёй и камнями. Непременным элементом пейзажа тех неспокойных лет были сторожевые башни: вежи (от слова «ведать» - знать), стрельницы, костры, или столпы, как их называли тогда.

Обычно крепостные стены-прясла рубили «тарасами»: две параллельные стенки через каждые 6-8 метров соединялись поперечными стенками, а образовавшиеся таким образом клети заполняли землёй и камнями. Поверх настилался бревенчатый пол, а в самих клетях прорубали бойницы нижнего боя – небольшие оконца-щели.

Башня Братского острога

Для защиты воинов от стрел, ядер и пуль на стенах устраивались брустверы - «обламы». Они рубились на выпусках брёвен поперечных стен и покрывались сверху двухскатными кровлями. Бойницы в них были сделаны со скосом вниз, чтобы увеличить площадь обстрела, а в полу облама устраивались стрельницы, через которые горячей смолой, кипятком и всеми другими доступными средствами поражали врага, прорвавшегося к крепостным стенам.

На скатах кровли, обращенных в сторону бранного поля, укреплялись огромные брёвна, которые в критический момент боя тоже скатывались на голову неприятеля.

Основным элементом крепости были башни. День и ночь наверху стояли дозорные, здесь же устраивались пушки, хранились боеприпасы и вся боевая снасть. Такие башни ставились и по углам крепости, и в прясных стенах, а в центральной – надвратной, или проезжей, - устраивались мощные и хорошо защищенные въездные ворота.

Сторожевые и крепостные башни строились на Руси с древних времён и вплоть до конца XVII века. Они были разные – квадратные в плане, шести- и восьмиугольные, как правило, двухъярусные, с нижним и верхним боем, иногда с тесовым обламом над воротами, сделанным в виде крытого балкона.

Надвратная башня Николо-Карельского монастыря

Из разнообразных форм боевых башен восьмигранная «круглая» башня наиболее удачно соединяла в себе практические и художественно-эстетические требования. Она давала возможность при одной и той же длине бревна создавать объём в несколько раз больший, чем при квадратном плане. Вместе с тем «восьмерик» был и наиболее выразительной архитектурной формой. Его центрическая композиция, обладающая скульптурной пластичностью, монументальностью и стройностью, открывая своими фасадами на все стороны, как бы обращенная своим ликом ко всему народу, была закономерным итогом мгновенных творческих поисков русских зодчих.

Самой простой и целесообразной формой покрытия восьмигранного сруба являлся шатёр – сужающаяся кверху восьмигранная пирамида, на вершине которой обычно устраивалась дозорная вышка. Конструктивную основу такого шатра составляет пирамидальный и тоже восьмигранный бревенчатый сруб, сложенный костром, то есть из венцов, срубленных «в режь» и постепенно уменьшающихся кверху.

Судьба шатра в истории искусства примечательна. Зародившись как чисто практическое приспособление для защиты восьмигранного сруба башни от дождя, снега и ветра, он с течением времени стал архитектурно-художественно, смысловым завершением всей постройки. В этой роли шатёр прочно утвердился в древнерусском деревянном зодчестве и занял в системе его образов одно из самых надёжных мест.

Образ шатровой крепостной с её непреступным и суровым силуэтом, олицетворяющей спокойствие, безопасность и независимость, имел, несомненно, большое влияние на эстетическое мировоззрение народов и был исполнен для него глубокого патриотического смысла.

Башня крепости в городе Якутске

Этот образ затем был перенесён в церковное зодчество и сделался излюбленным именно потому, что он нёс в себе огромное идейно-общественное содержание. В нём словно собралась сила народа, его чаянные и неодолимая воля к свободе и национальной независимости, мирному созидательному труду. Поэтому шатёр получил такую популярность во всей русской архитектуре, стал одним из главных элементов и символов древнерусского народного зодчества.

Колокольные звоны

 

Древнерусские церкви – это для нас прежде всего памятники искусства, памятники национальной культуры. Каково бы ни было прямое, практическое назначение этих знаний, художественной, образное начало их никогда не ограничивалось церковной, культовой обрядности. Архитекторы и строители – а это были преимущественно люди из простого народа – вкладывали в них гуманистическое содержание; в традиционных формах храмового зодчества выражали они заветные мечты и чаяния соотечественников, силы величия их души, патриотизм и свободолюбие, сломить которые оказались не в силах ни чужие, ни «свои» угнетатели. В совершенной гармонии пропорций и архитектурных форм проявляется чувство прекрасного; в неразрывном единстве с природой и задушевном лиризме этих памятников – глубокая человечность и поэтичность, что сродни народным песням; суровой сдержанности архитектуры – героический строй былинного эпоса. «Божий храм» сплошь да рядом был архитектурным и смысловым центром города или деревни, служил сторожевой башней, становился своеобразным символом и выражением духовных и творческих устремлений народа. Лучшие черты деревянного народного зодчества ярче всего проступают именно в древних северных церквах – высокой классике русской архитектуры.

Но даже в отдалённых лесных районах Севера их осталось не так уж много. Десятки старинных церквей обветшали от времени, дождей и снегов, сгорели от молний и огня, были снесены, разобраны или перестроены. И все же там их сохранилось больше, чем где-либо. На пустынных, низких берегах и островах озёр, по Северной Двине, Онеге и Печоре, таёжной глухомани и посреди больших деревень стоят ещё высокие, стройные колокольни, часовенки, укрытые в тени вековых елей, церкви, соборы, монастыри. Опустели они, но не забыты. По лесным дорогам, по озёрам и рекам, пешком, на машинах и лодках стекаются к ним люди, чтобы поклониться национальным святыням, замечательным созданиям известных крестьянских зодчих.

Вот одна из таких часовенок.

Когда-то давным-давно сюда пришел плотник. Не учёный архитектор, не столичный «каменных дел мастер», а самый обыкновенный русский мужик, один из тех крестьян, кого кормила не только скудная пашня сурового северного края, сколько его безграничные леса да острый топор в умелых руках. Быть может, он был не тех новгородских ушкуйников-землепроходцев, что на всегда осел в полюбившемся им в привольном северном крае, или один из их потомков. И так, пришёл плотник. Его звала деревенская община – мир, и ли суём, как говорят на Севере. Позвала построить деревенскую часовню. Большие церкви были, как правило, только на погостах или в центрах прихода, а часовни – почти в каждой деревне.

Всем миром заготавливали брёвна. Не лишь бы какие, а рубили прямую как стрела, звонкую конду – смолистую, мелкослойную, не суковатую сосну, произраставшую в местах не слишком сырых и не очень сухих – в борах-черничниках. Вырубали не всю лесосеку сплошь, а каждое дерево выбирали отдельно, как говорили старики – «с молитвою», одно к одному, без сучка и задоринки и без единого порока.

Свезли лес на облюбованное место, но за работу приниматься не спешили. Чтобы строить церковь или часовню, мастер должен был очиститься от всякой скверны; не пил, не ел скоромного – постился, потом мылся в бане, обряжался в чистую рубаху и молился богу. Из песни слова не выкинешь. Тогда времена были такие, что «во славу божью» русские люди и землю пахали, и недруга-басурмана били, и избы и церкви ставили. Но только недаром поговорка сложена : «С богом начинай, а руками кончай».

Под четыре угла будущего сруба мастер положил крупные и  плоские, как говорят – постелистые, валуны – вот ему и фундамент. Связал первый, самый нижний венец – «оклад». После этого, по древнему обычаю, суём выставлял угощения с «молебным пивом», а уж поутру – за работу.

Срубил плотник обычную квадратную избушку-клеть: три метра на три. Когда входят 4-5 человек, то им уж и повернуться негде. С запада пристроил сени из теса; если это была церковь, а не часовня, то с востока – алтарный прируб. Каждую клеть прикрыл двускатной крышей. Такой тип русской деревянной церкви назывался «Клецким». Возник он в глубокой древности и существовал до начала XIX столетия. Клецкий тип, архитектура которого восходит, без сомнения, примитивной крестьянской избе, встречался, как правило, преимущественно среди деревенских церквей, особенно среди небольших часовен.

Прямо на конёк средний, самая высокая часть строитель поставил маленькую луковичную лавку с крестом, возвышающимся над землёй на 5-6 метров. Затем прорубил с юга «косящатое», или «красное», оконце, а с остальных сторон – «волоковые», сдвигающиеся деревянными ставнями. Знаете загадку: «И зиму и лето на одном полозу ездит»? так вот, сложна эта загадка в народе о таких волоковых окнах. Наконец, мастер затянул окошки слюдой или бычьими пузырями, едва пропускающими внутрь тусклый свет, поставил простой двухъярусный иконостас.

И всё. Часовня была готова.

Лазаревская церковь

Лазаревская церковь – самая древняя, сохранившаяся до наших дней памятников русского деревянного зодчества. Построена она 600 лет назад в конце XIV века.

Много таких построек, разбросанных по деревням, починкам и выселкам русского севера. Нередко к Клецким часовням обычного типа в XVIIIXIX веках пристраивали сени и шатровые звонницы. Эти пристройки хотя и изменяли первоначальный облик памятников, но и в то же время придавали им несколько иные, высшей степени примечательные качества и достоинства.

Таковы чудесные часовни из деревень Леликозеро и Кавгора, привезённые в Кишский музей под открытым небом, такого и целое ожерелье часовен в деревнях Корба, Волкостров, Воробьи, Подъельники, Усть-Яндома, опоясывающее Кижский остров.

Все они принадлежат к одному и тому же типу Клецких часовен, и тем не менее все они совершенно разные и каждая из них интересна по-своему.

Вот часовня стоит открыто, у всех на виду, в самом центре деревни. Она господствует над окружающей её застройкой и как бы смело, уверенно организует этот «живописный беспорядок». Так выглядит более крупная по размерам и довольно сложная по формам часовня в деревне Волкостров (XVIIXVIII вв.), в четырёх километрах от Кижского погоста. Она окружена нарядным балконом – гульбищем, с резными столбами и ажурным балясником, очень оживляющим боковые фасады часовни и создающим богатую игру светотени. Её крыльцо выходит на некое подобие центральной площади всей деревни, а шатровая колокольня играет роль «первой скрипки» в архитектурной композиции здания и всего деревенского ансамбля.

Часовня в деревне Волкостров

Связь архитектуры с природой – одна из самых главных особенностей всего русского народного зодчества. Собственно, талант строителей, их безупречный вкус и тонкое художественное чутьё проявляются ещё до того, как срублено первое дерево и заложен первый камень в фундамент. Выбор места для будущего здания всегда был для них глубоко творческим действом: от него часто зависел и характер постройки, и её композиция, силуэт, высота. Эта связь архитектуры и природы осуществлялась самыми разнообразными средствами. Иногда здание – будь то церковь, часовня или изба – как бы сливается с природным окружением; иногда словно повторяет силуэты и очертание ближних деревьев или холмов; нередко наоборот – в резком, обнажённом контрасте архитектуры и природы подчиняет себе окружающее пространство, утверждая всемогущую власть искусства – создание сердца и рук человеческих.

Колокольня в Цивозере

На краю деревни Цивозеро в Архангельской области стоит колокольня. Прямо на земле восьмерик примерно на 25 – 30 венцов из толстых крепких брёвен. Наверху сруб расширяется небольшим повалом. На нём по углам поставлены резные столбики, поддерживающие зубчатые полицы и шатёр с главкой. Превосходно найденные пропорции создают выразительный силуэт здания, в котором воедино сплавлены ощущение чисто крестьянской силы, идущей от земли, и устремлённость вверх стройных высотных форм. Мы не найдём здесь изощрённого, виртуозного мастерства строителей.

Углы восьмерика рублены «в обло», брёвна тёсаны словно нарочито небрежно, грубовато: их выступающие концы одни длиннее, другие короче. Рисунок здания начертан не под линейку и отвес, не безликими линиями чертежа, а живым, трепетным и неровным штрихом художника. Но быть может, именно эта непринуждённая «корявость» и придаёт цивозерской колокольне неповторимое своеобразие подлинно народного примитива, редкостную пластичность, интимность и то обаяние старины, подделать которое невозможно. Через три  с лишним столетия (колокольня построена в 1658 году) мы очень живо представляем себе безвестного двинского плотника, оставившего добрый след на родной земле.

Ещё старше колокольня в Кулиге-Дракованове на Северной Двине: учёные датируют её XVI веком. Она во многом схожа с цивозерской, но более грандиозна, стройная и утонченная по своим пропорциям. Высокий восьмерик покоится здесь не на земле, а на широком приземистом четверике. На этом постаменте возвышается восьмигранный столб с традиционным повалом, открытым «звоном» и шатром строгой и благородной формы. Прозрачный ажур резных столбов и зубчатых тесовых полиц подчёркивает цельный, нерасчленённые массы основный архитектурных объёмов, усиливает общее впечатление горделивой, несколько суровой неприступности. Если бы не главка с крестом, то колокольню можно было бы принять за одну из тех сторожевых башен, которые в старину охраняли русские  города и сёла. Во всяком случае, это их «родная сестра»: в её облике явственны «семейные черты» мужественной стрости и воинской простоты. И в то же время где-то – чуть-чуть! – проступает женственное изящество, душевная теплота.

Колокольня в Кулига-Дракованово
Церковь в Верхней Уфтюге

Церковь в Верхней Уфтюге – это храм-памятник, храм-башня. Не случайно она посвящена «святому» воину Дмитрию Солунскому – защитнику родной земли. Но даже если бы мы не знали этого, всё равно её образ связывается с народным представлением о мужестве, душевной чистоте и богатырской силе русского ратника.

Величественность и тожественность впечатления не нарушаются ни одну лишней деталью. Чтобы сохранить монолитность вертикальной композиции, строители отказались от трапезной, заменив её лёгкой типовой галереей-сенями, висящими на бревенчатых кронштейнах. Её стены забраны тесом «в ёлку», и их играющая бликами гладкая поверхность, изменчивая от солнечного света, контрастирует со спокойными, несколько сумрачными ритмами сруба. С востока пятистенный прируб для алтаря, покрытие которого завешается небольшой бочкой с маленькой маковкой.

Внимание зрителя, однако, ненадолго задержится здесь. Крыльцо, куб четверика, восьмерик – всё выше и выше, и вот уже кажется, что вместе с шатром мы, преодолев земное тяготение, поднимается в воздух…

Захватывающее зрелище являет нам шатёр и изнутри. В отличии от всех других сохранившихся шатров, он весь – от низа до шейки главы – рублен «в режь», без всяких промежуточных связей. Эта идеальная чистота конструкции обретает художественную выразительность: венцы шатра сокращаются в перспективе и в высоте тонут в зыбкой полутьме.

Церковь в Верхней Уфтюге. Вид шатра изнутри.

… Молчат колокола. Не слышно ни торжественного благовеста, ни хрустального перезвона, ни трагического набата. Но всё сильнее звучит иная музыка древнерусских церквей. В ней раздаются громовые раскаты больших страстей, двигавших историю веков и государств, таятся глубокие раздумья о жизни и человеке, звучат эпос и лирика русского фольклора. В этой музыке характер и душа народа-воина, народа-зодчего.

НАВЕРХ